Я окончил университет. Куда мне идти работать?

Обсуждаем рынок труда с экономистом Натальей Зубаревич

15
August
,
2023
Редакция «Грозы»

Эксперты Минэкономразвития и Центра стратегических разработок (ЦСР) прогнозировали рост безработицы к концу 2022 года. Но этого не случилось. Согласно последним данным Росстата, уровень безработицы в России — всего 3,2% при норме 5%. Сейчас рабочие места в стране есть — но идти на них некому. 

Почему так случилось, куда идти студенту, который выходит на рынок труда после университета, и какие сферы сейчас развиваются — на эти вопросы отвечает российский экономико-географ, специалист в области социально-экономического развития регионов и профессор кафедры экономической и социальной географии России МГУ Наталья Зубаревич.

— Вообще, я хотела бы поговорить с вами о рынке труда, но сперва такой, общий вопрос: как сейчас ваши студенты смотрят на свое будущее? Что говорят?

Мы это не обсуждаем. Они работают практически все. Понятно, что у тех, кто после магистратуры, у них, конечно, риски возрастают. Сейчас у них отсрочка [от армии]. Я понимаю, что они беспокойны, но мы это не обсуждаем.

— В прошлом тексте о рынке труда эксперт РАН говорила, что к концу 2022 года безработица заметно вырастет в большинстве регионов России. Кажется, этого не случилось. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, что сейчас в целом происходит с рынком труда и какая у него динамика?

Безработица устойчиво сокращается. И расти не будет. 

Региональная картина сильно различается. По методологии Международной организации труда (МОТ), в половине регионов уровень безработицы сейчас ниже среднего по стране, в другой половине — больше.  

Чемпионы все те же, ничего не меняется. Лидерами по безработице стали: 

Еще несколько повышенная безработица в регионах Забайкалья, отчасти в некоторых регионах Дальнего Востока. Исторически там давно повышен уровень безработицы. Причина вполне понятна — очень разреженная сеть населенных мест: куда-то ездить работать далеко и сложно. Кто-то на вахты устраивается, на стройки. Но рабочих мест мало. Исторически всегда в России сельская безработица выше городской. Это базовое различие.

Минимальные уровни — в Москве, Санкт-Петербурге и нефтегазовых округах Тюменской области — там безработицы практически нет.

Такая картина, такая географическая дифференциализация существует десятилетиями, просто за последние 2–3 года стало больше регионов с очень низким уровнем безработицы. При этом средний показатель безработицы по стране — всего 3,2% при норме 5%.

Есть три причины, которые сформировали картину, которую мы имеем сейчас:

  1. Демография. Сейчас на рынок труда выходит поколение конца 90-х и начала нулевых годов. Оно крошечное, потому что это внуки тех, кто родился в войну, и потому, что в кризисные 90-е сокращалось рождение детей. А уходит с рынка труда, наоборот, большое поколение — те, кто родился в 50-е годы. Даже сдвинутый пенсионный возраст ничего не меняет, потому что это поколение большое по численности населения.
  2. 300 000 мобилизованных. В основном брали людей в средних городах, промышленных, малых, где-то в сельской местности. Это «синие воротнички» — люди, которые работают руками. На рынке произошел дефицит именно тех, кто занимается физическим трудом.
  3. «Поуехавшие». Тоже значимо, цифры никто толком назвать не может. Часть уже вернулась, часть работает удаленно, формально числясь в российских структурах и получая зарплату в рублях. Суть в том, что уехавшие создали «беловоротничковый вакуум» в сфере IT. Это стало проблемой уже крупных городов, потому что уезжали больше всего из региональных столиц и городов-миллионников.

Промышленность начала сейчас расти, быстрее всего идет рост в отраслях оборонного комплекса. Там хорошо подняли зарплату в сентябре, резко начали увеличивать производство вооружения. Они переманивают работников с других промышленных предприятий — например, со стройки. 

Образовался огромный растущий дефицит рабочей силы на невоенных секторах обрабатывающей промышленности. 

Такая картина продержится довольно долго. Во-первых, потому что никто не знает, какова будет судьба мобилизованных и когда они смогут вернуться к труду. Во-вторых, мы не понимаем, как будут вести себя поуехавшие, и кто из них вернется. В-третьих, демография никуда не денется: до конца 2020-х годов будет сохраняться дыра маленького поколения, а на пенсию будет уходить многочисленное поколение 50-х.

— Давайте углубимся в сферы: какие отрасли сейчас растут, какие падают? Условно говоря, куда сейчас стоит подаваться, а куда не стоит?

Дефицит работников связан с еще одним фактором. После ковида не восстановилась численность трудовых мигрантов стран бывшего СССР, которые приезжали на работу в Россию. По оценкам моих коллег, в 2022 году трудовых мигрантов насчитывалось 3,6–3,7 миллиона человек. До ковида было 4–4,5 миллиона. Они замещали многие рабочие места в строительстве, в котором сейчас наблюдается дефицит кадров. Идти в обрабатывающую промышленность они не могут, потому что их квалификация ниже подходящей. Они не слесари и не токари. 

Я уже не говорю про швейную отрасль, где всегда был дефицит из-за маленьких зарплат. Поднимать их работодатели не могут, потому что произойдет подорожание продукции — тогда ее не будут покупать. 

Вот такая сложнейшая ситуация. Она решается модернизацией производства, высокими технологиями. Вопрос — где их взять? Какими огородами оно в Российскую Федерацию попадет? Сами мы не большие мастера это производить.

После вторжения в Украину Россия попала под многочисленные санкции Европы и США, которые в том числе касаются импорта электроники, IT-оборудования и прочего технологического сектора.

Нет и не было нормальной работы в республиках Северного Кавказа и республике Тыва. Там есть только бюджетная занятость [работа в госструктурах] или теневой бизнес. Легального бизнеса не так много. Устраивают на работу за взятки. Молодежи там больше, потому что в 90-е показатели рождаемости в регионе были выше, чем, например, в Псковской области. А рабочих мест больше не становится.

Поэтому трудно найти работу там, где многочисленное молодое поколение — с рабочими местами большая напряженка.

Сложнее будет также в Забайкалье и других «полудепрессивных» регионах. В Курганской области, которая тоже была депрессивной, ситуация изменилась. Сейчас там прет «Курганмаш». Если хотите к станку ковать всякие изделия для СВО — там работа найдется.

Если вы амбициозный и у вас неплохая квалификация, найти прилично оплачиваемую и требующую хорошую квалификацию работу в региональном центре будет сложно. Поэтому [выпускники] и едут в Москву, Московскую область, Санкт-Петербург, а также Екатеринбург и Тюмень, где таких мест больше. Получше ситуация в Татарстане: в сфере IT там есть специальные льготы.

Какие льготы в Татарстане для IT?

Татарстан позиционирует себя как один из передовых регионов России в сфере поддержки IT-индустрии. На период 2021–2023 годов в Татарстане были введены пониженные налоговые ставки по Упрощенной системе налогообложения для IT-компаний. Льготу продлили до 2026 года.

Но все равно даже в городах-миллионниках мы можем говорить о том, что для выпускников вузов, если они хорошо подготовлены, найти нормально оплачиваемое рабочее место не так просто. Без работы они не останутся. Но это вопрос ваших запросов. Как правило, то, что предлагает рынок — разочаровывает.

— А что делать гуманитариям?

Гуманитарии могут идти в бюджетный сектор, в «клетки» какие-нибудь. Журналистика в России умерла. У пиарщиков тоже жизнь стала невеселой. Надо врать и при этом не косить глаза. Не у всех так получается, без скошенных глаз лапшу на уши вешать.

Гуманитариям я могу только посочувствовать.

Сейчас рынок «сжавшийся»: выбирать можно из пиар-служб организаций и из маркетинговых компаний. Экономика не умерла, спрос на медийную активность какой-то есть. Но если он от государства и около государственных структур — там вы будете просто врать. А про бизнес ничего сказать не могу, в этой сфере я никогда не работала.

— На гуманитарное образование в России сильно влияет государство. А экономическое образование более устойчиво к этому? 

Да, экономическое образование более устойчиво. Конечно, в периферийных вузах оно намного хуже, в немалом количестве в московских и питерских вузах тоже. А вот качественные школы, например, Российская экономическая школа пока работает, департамент экономики в ВШЭ — тоже. На экономическом факультете МГУ особо ничего не поменялось. 

Мы же не гуманитарии. К нам особо не пристают. Мы факультет экономической географии — как учили, так и учим. Правда, сейчас велено издавать карты исключительно с новыми территориями. У всех волосы дыбом — как границы-то проводить? Все географы с вытаращенными глазами на это смотрят.

— Студент окончил вуз. С какими рисками он может столкнуться на рынке труда? 

Самый большой риск — мобилизация. Все остальное для выходящих на рынок труда весьма благоприятно. Их мало, спрос на них большой. Найти работу будет несложно, что в больших городах, что в индустрии — например, в строительстве. Со спросом на рабочую силу сейчас все хорошо.

— На рынке есть типичная ситуация: чтобы устроиться на работу, нужен опыт работы. Чья это проблема? Студента, который не совмещал учебу с работой, или работодателя, или системы высшего образования в целом?

У нас [в МГУ на кафедре экономической и социальной географии] нет ни одного магистранта, который бы не работал. Все как-то подрабатывают, работают с гибким графиком, договариваются, потому что опыт производственной деятельности нарабатывается в процессе обучения. А некоторые еще умудряются устроиться [на работу] и получать материалы, которые помогают написать магистерскую.

Поэтому у меня нет неработающих магистрантов в группе. И полагаю, что даже на последнем курсе бакалавриата экономфака большинство работает. Студент должен рано начинать крутиться и нарабатывать этот опыт. 

Очень важны университетские коммуникации с товарищами в группе, университетские коммуникации. Когда появляются новые вакансии, сарафанное радио, преподаватели, друзья и знакомые об этом сообщают. Такая социальная сеть работает и помогает трудоустроиться. Кто-то из старших выпускников, у нас это очень принято, сообщают, спрашивают, готов ли кто-то [работать]. 

— Когда нужно задумываться о работе, чтобы не остаться ни с чем?

В бакалавриате надо учиться. Будете плохо учиться, вас на следующий курс не переведут и отчислят. 

Где-то с третьего курса можно уже присматриваться к возможностям подработки. Но первые два года — учиться. Университет — это большое изменение относительно школы. Нужен высокий уровень самодисциплины, к чему школьники не очень приучены. 

Летом перед третьим курсом стоит попробовать найти практику, где можно обрести полезные контакты. Опять же, можно [пойти] на частичную занятость. 

Сроки прохождения практики вузы устанавливают самостоятельно. Где-то ее нужно проходить уже после 1 курса, где-то — каждый семестр. Мы уже писали о том, как должна выглядеть практика по закону, и как сделать ее максимально полезной для себя. 

На четвертом курсе будет сложнее, потому что надо писать ВКР. Но если вы нашли место, где у вас есть возможность получить какие-то данные, статистику, по которым вы напишите бакалаврскую работу — это стрельба дуплетом. Вы одновременно и работу работаете, и себе собираете материал, делаете аналитику и пишете, как правило, интересную выпускную работу. А уже в магистратуре работают все.

Подпишитесь на наш телеграм! Мы пишем о самом важном в академической среде и молодежной политике.
На главную