Алексей Навальный повлиял на жизнь многих молодых людей в России — благодаря его работе они заинтересовались политикой, нашли друзей и единомышленников, почувствовали себя гражданами.
Смерть Алексея стала для них общей трагедией, о которой в России сложно говорить вслух. Как Навальный появился в их жизни, как они справляются с его смертью и ищут способы выразить свои чувства — рассказывают молодые люди из разных городов.
Когдая узнал о его смерти, я ничего не почувствовал. Наверное, я надолго запомню момент, когда мы были в кофейне с подругой — она посмотрела на меня пустыми круглыми глазами, очень широкими, и пододвинула мне экран ноутбука с новостью о его смерти. Я забегал глазами, чтобы увидеть, что публикация от несерьезного и не настоящего издания. Потом до меня дошло, что это по-настоящему, но не возникло ощущения, что это правда.
Как будто я воспринял это как информацию, но не прочувствовал, что это про реальный мир, про меня и мою жизнь. Чуть позже я почувствовал раздражение. Я нахожусь в таком месте и в такое время, где ты по умолчанию теряешь.
Позже, вечером [в день смерти Алексея] я вернулся домой и оказался один. Было очень больно. Слова вроде грусть или сожаление к этому не приложить. Это очень концентрированное ощущение горя. Как будто у тебя отобрали структуру твоей жизни. У тебя было представление о том, как устроена жизнь, а теперь его нужно будет рисовать заново. Там, где раньше был Алексей, теперь нужно будет держать рамку самостоятельно.
В первую очередь я чувствую, что мне больно, и стараюсь дать этим ощущениям пространство. Столько, сколько потребуется. Постоянно напоминаю себе — сам факт того, что мне может быть так плохо сейчас — говорит о том, что я умею доверять людям и их работе. Я умею присоединяться к движениям, сообществам. Я умею, может быть, очаровываться. Не хотелось бы разучиться, это часто в жизни помогает. Я умею надеяться на что-то и именно из-за этого мне может быть так больно.
Люди, которые не считают важными все эти вещи; которые существуют в более циничной картине мира, могут делать мне больно, но это не значит, что я должен перестать надеяться.
Об Алексее Навальном я впервые услышал, когда вышло расследование «Он вам не Димон» [о незаконном имуществе бывшего президента РФ Дмитрия Медведева] — его упоминали в разговорах; может быть, даже в мемах. Мне тогда было 15. У меня еще не было представления о том, что такое политика, общественная деятельность, расследования.
Я думаю, во многом за счет его работы я сейчас — политизированный человек. Я обращаю внимание не только на свою жизнь, но и на то что происходит в университете, моем городе, в России в целом. До этого интереса сложно было дойти [самому]. Особенно, если учитывать, что я из очень маленького города, где у людей редко у людей возникают интересы шире, чем разобраться с насущными проблемами.
Благодаря Алексею, его выступлениям и постоянному присутствию в новостях я втянулся в активизм, это стало частью моей жизни. Я втянулся в обсуждения общественных проблем с друзьями, которые тоже из-за антикоррупционных расследований начали об этом думать.
Почему-то еще в голову приходит видео на канале «55Х55», где из вырезок его стримов сделан музыкальный трек «Привет, это Навальный». Я помню, мы несколько месяцев с друзьями шутили по этому поводу и цитировали это видео.
Многие мои друзья говорили о том, что они как будто потеряли члена своей семьи. У меня не было такого чувства, но у меня было чувство как будто мир заполонили дементоры, всю радость высосали и надежды никакой не осталось.
Я обсуждала это со своей подругой и говорила ей, что чувствую полную безнадегу. Несмотря на то, что я никогда не была его прямой последовательницей — меня прям ебнуло. Она сказала — и многие придерживаются этого мнения — что таков был план перед выборами: у людей отобрать последний луч надежды.
Я пытаюсь работать, потому что в день смерти это не особо получалось. Пытаюсь обсуждать это с теми, кто что-то чувствует на этот счет, так правда проще. Страшно, что станет окончательно все равно. К любой мысли привыкаешь. К войне все привыкли. К смерти привыкнут еще быстрее, но очень не хочется, чтобы все привыкли к тому, что можно просто бить леща всему народу и все это будут просто хавать, привыкать и жить дальше. Не хочется так дальше жить.
Я узнала о нем в старших классах. Я тогда как раз решила поступать на журналистику и ходила на курсы. Их вела прикольная бабулька — и тогда мы обсуждали [президентские] выборы 18 года [на которые не допустили Навального]. Я помню, что мы обсуждали Навального, как политическую фигуру, которая уже набрала вес. Он был достаточно известен и в молодежных кругах, и в принципе.
До 2018 года я слышала какие-то разрозненные детали, четкого образа у меня не складывалось в голове. Я тогда только внедрялась в повестку и слышала очень много каких-то спорных тезисов касательно него.
Намного больше начала о нем слышать, читать и изучать, что он делает, в университете. По мере взросления ты видишь как люди меняются, когда приобретают хоть какую-то власть у меня была позиция «я уже никому не верю, ничего не жду».
Навальный отпугивал своим популизмом, но тем не менее контент, который делали ФБК прекрасно потреблялся, давал понимание того, о чем всегда все молчали. Появлялось понимание того, как в принципе живет власть и элита в нашей стране. С одной стороны это очень сильно удручало, с другой — вдохновляло. Я никогда не была напрямую его последовательницей, у него не было шанса доказать то, что он реально может что-то сделать. Все, что он мог — говорить, обещать, но у него просто не было возможности поступать по-другому.
Он высказывал то, что хотели сказать все. Голоса всех терялись, а если это кто-то говорил громко на всю страну, то было чувство, что из этого может что-то получиться. На первом курсе, когда выходили громкие ролики от ФБК, для меня их работа была ориентиром того, как можно делать контент, подавать его и не бояться. Уже тогда гайки закручивались и становилось страшновато, но это был не полный мрак как сейчас, а щекочущее чувство тревоги. Они [ФБК] прямо говорили о том, что происходит и это вдохновляло.
Впервые я вышла на митинг как-то связанный с Навальным, когда его уже посадили. Потом митингов в стране не стало.
После его смерти я сходила на акцию на Лубянке и положила цветы. Пусть каждый сам для себя выбирает, важно ему сейчас выразиться или не важно, но мне это очень сильно напомнило 24 февраля. Тебя разрывает, хочется уже хоть что-нибудь сделать. Ты понимаешь, что просто бессилен, бесполезен. Если так подумать глобально то, что твои цветы дадут? Их выбрасывают просто через 10 минут, но это [акция] психологически упрощает восприятие того, что произошло.
Многим друзьям вплоть до физического дискомфорта было плохо, многие прорыдали сутки.
О смерти Алексея мне сказала моя мама, она узнала об этом из соцсетей. Я занималась учебой и вышла на кухню попить воды и моя мама сказала мне: «Ты видела? Кое-что случилось. Навальный умер». У меня был шок. Я сразу сказала, что не может такого быть, это неправда. Я ушла в свою комнату, начала судорожно листать ленту. Я расплакалась, я не могла поверить, что это правда. Я думала, что это какой-то вброс. Было ощущение сюрреализма, как будто что-то одномоментно оборвалось.
Я время от времени задумывалась, что я иду в театр или гулять, а Алексей Навальный сидит в ШИЗО. Эта мысль всегда была на подкорке, но всегда казалось, что скоро это закончится и скоро он выйдет. Его срок выглядел неадекватно и казалось, что режим не может просуществовать так долго. Алексей все равно выйдет намного раньше. Почему-то сценария с тем, что он умрет в тюрьме; с тем, что его убьют у меня в голове даже не было.
На самом деле, до сих пор это очень странно осознавать. Тем более говорить, что Алексея Навального нет в живых, что его убили. Это тяжело. Мне повезло — мои друзья, мое окружение и родители, мой молодой человек также поддерживали Навального и также понимают, что его убийство — большая потеря для России, большая потеря для свободной России.
Я узнала об Алексее Навальном в 2018 году, когда он баллотировался в президенты и выпустил расследование «Он вам не Димон». Тогда мне было 11, вроде. Меня не интересовала политика, и я не смотрела фильм. Просто знала, что такой человек есть. Интересоваться его судьбой и карьерой я начала в 2021 году, когда он выпустил расследование про дворец Путина. Мне как раз было 15 и у меня был запрос на справедливость, который этот человек выражал.
Алексей Навальный довольно сильно повлиял на мою жизнь. Я понимала, что в нашей стране что-то не так, мне было некомфортно, но не была уверена, что происходящее в стране — ненормально.
Он давал надежду на то, что все будет хорошо. Его деятельность сильно повлияла на мое самоопределение. Мои политические взгляды и установки определились во многом, я думаю, благодаря его деятельности, расследованиям, высказываниями.
Через него я узнала о мире оппозиционных политиков в России: Борисе Немцове, Анне Политковской, Илье Яшине. О многих политических деятелях России, которые пытались как-то добиться справедливости и были за это либо убиты, либо посажены в тюрьму. Через Алексея я увидела мир оппозиции, и это было очень ценно для меня тогда. Понимать, что есть люди, которые борются за то, что мне важно.
Я не ходила на митинги, которые организовывал Навальный и его команда, потому что была несовершеннолетней. Мои родители переживали за меня и, хотя, они полностью разделяют мою точку зрения и поддерживают мои идеи и идеи, которые транслировал Алексей, — они не разрешали мне ходить на митинги и сами не ходили, потому что это было действительно опасно. Особенно в 21 году. Я думаю, все помнят эти ужасные видео избиений, задержаний. Это было страшно представить себе. Я понимаю своих родителей, они не могли пустить своего ребенка в эту толпу, но тогда мне, конечно, очень хотелось выйти, выразить свою позицию.
Мы тогда [в 2021 году] решили с моей подругой поддержать его в пределах школы, чтобы не выходить никуда на улицу, не попадаться на глаза полиции. Мы распечатали фотографию Алексея и подписали хэштегами «#свободуполитзаключенным» и «свободуАлексеюНавальному», когда его судили.
Тогда мы были непрошаренные и повесили фотографию на стену, которая попадала под камеры в школе. Прошла пара уроков, мы приходим на тот же этаж и видим, что фотографию сняли. Мы подумали, что ничего страшного — главное мы выразили свою позицию. Сняли и сняли. После этого нас и родителей вызывали в школу к директору. Я прихожу со своим отцом и меня директриса начинает отчитываться. Она начинает на меня кричать, что я ничего не понимаю. По-моему, она как-то оскорбляла Алексея, говорила, что он подвергает подростков опасности. Тогда популярна была тема, что он использует подростков для, как бы, массовости своих митингов, что завлекает их чуть ли не мороженным.
Мне грозились, что родителям за это будет штраф, что они передадут эту информацию полиции. Я тогда была в 8 классе. Говорили, что я могу забыть про 10-11 класс и, тем более, про высшее образование. Меня запугали. Я ни о чем не жалею, естественно. Мне хотелось выразить свой порыв. Тогда мы сделали, конечно, это не очень безопасно, но это, безусловно, было уроком и сейчас мы будем искать более безопасные пути, но все равно не будем сдаваться.
Я не чувствую, что в обществе что-то изменилось. Наверное, тяжело еще и поэтому. Не в моем медиапространстве и ближайшем окружении, а в окружении, например, моих сокурсников. Я не слышу разговоров об этом, обсуждений на парах и переменах. Как будто ничего не произошло, никто об этом не говорит. Я не могу осуждать людей за это. Возможно, они просто так же, как и я не хотят обсуждать это с малознакомыми людьми. Сейчас все стараются тихушничать, замалчивать, чтобы лишний раз ни с кем чужим об этом не разговаривать.
Нам в вузе ничего не говорили. И я не понимаю, как можно запретить человеку проявлять свою гражданскую позицию. Это, конечно, смешно звучит в современных реалиях. Даже когда тем же госслужащим надо прислать отчет, что они на выборах проголосовали за определенного кандидата. Ну, о какой свободе выбора может идти речь? Но студенты — это те люди, которые должны влиять на будущее своей страны. Они — будущим нашей страны.
