Война против Украины продолжается уже полгода. За это время погибло как минимум 5000 российских военных, 113 из них — жители Свердловской области. В УрФУ будущих офицеров учат в специальном Военном Учебном Центре (ВУЦ). В год университет выпускает около 70 кадров для Минобороны РФ, и более 450 лейтенантов и сержантов запаса.
Мы поговорили с выпускниками и студентами ВУЦа о том, как и чему их учат, и как студенты и преподаватели центра относятся к «военной спецоперации» против Украины. Мы изменили имена студентов по их просьбе.
Мой отец военный, я послушал его и решил пойти на военное дело. Сначала я пытался поступить в военное училище, но не получилось. Зато прошёл отбор в Военный Учебный Центр при УрФУ.
В приемной комиссии радиофака [института радиоэлектроники и информационных технологий УрФУ] нужно было просто поставить галочку в заявлении на направление «радиоэлектронные системы и комплексы» — и ты участвовал в конкурсе на военную специальность. Из гражданских там училось человек пять, да и тех мы редко видели. Тогда интриги особо не было: 26 абитуриентов претендовали на 25 мест.
Дополнительно мы собирали через военкомат личное дело, проходили стандартную медкомиссию и сдавали спортивные нормативы.
Я приехал в Екатеринбург по семейным обстоятельствам. УрФУ тогда показался топовым, поэтому я выбрал его и поступил на специальность «химическая технология». В ВУЦ я пытался поступить еще на втором курсе, но смог пройти отбор только через год — на кафедру общевоенной подготовки.
Когда я решил поступать, я совсем не понимал, что такое военный учебный центр. Это казалось попутным занятием к парам в универе. Понимание началось с отбора: нужно было пройти медосмотры, сдать испытания физической подготовки и стандартные психологические тесты в военкомате. Уже тогда ты сталкиваешься с особым поведением военных: они даже говорили иначе. Теперь я могу сказать не они, а мы, потому что я полностью ощущаю, как это всё военное влияет на меня.
Для кого-то поступить в ВУЦ было шансом попасть на желаемый факультет, в институт радиоэлектроники, потому что на военное [направление] брали с низким баллом ЕГЭ. Если на радиофаке проходной балл по основным специальностям был 250, то на совместных программах с ВУЦ — 200.
Еще нам платили дополнительную стипендию — примерно 5500 ₽, независимо от того, получал ты четверки или двойки. Курсанты-отличники и вовсе получали около 8000 ₽.
При этом нам, как и гражданским студентам УрФУ, выдавали государственную академическую стипендию — около 2000 ₽.
В общей сложности я лично получал 11 000 ₽. Есть те, кто получал еще и социальную стипендию, — у них сумма могла достигать 20 000 ₽. Курсанты спокойно жили на такую стипендию. Еще нам положена единоразовая выплата на покупку формы в размере 5000 ₽, но ее не хватало, потому что форма дороже, и покупать ее нужно чаще, чем раз в пять лет.
Иногородним курсантам на выбор дают либо общежитие радиофака, либо казарму от ВУЦ.
Хотя дурачков, которые будут разносить эту казарму, наверняка быстро выселят.
Мы, в отличии от офицеров запаса, шли в ВУЦ целенаправленно, а не чтобы «откосить» от армии. Мы заключаем контракт с Министерством обороны РФ и после выпуска обязаны отслужить три года. В ВУЦ невозможно поступить только ради преимуществ, поскольку они не такие уж и преимущества — да и нас неоднократно перед поступлением предупреждали о существовании контракта. Чтобы заработать денег, проще устроиться на работу.
Можно считать преимуществом возможность избежать срочной службы, но это не единственная причина поступать. Отдельный коллектив, наставническое отношение со стороны преподавателей — для меня это ценно.
Все пять с половиной лет обучения каждый учебный день мы начинали одинаково: в 8 утра построение; поднятие флага; гимн России, который обязательно нужно петь. Затем выходил начальник. Если было актуально политическое, он рассказывал новости — но мог поговорить и о бытовом. После этого старшие озвучивали распорядок на день, какие задачи. Задачи не всегда были учебными, иногда мы помогали центру по хозяйственной части: мыли полы, доски и парты.
Затем у нас проверяли внешний вид: курсант должен выглядеть опрятно. Желательно быть выспавшимся — настроение тоже отмечают.
В ВУЦ всё не так, как на «гражданке». На некоторых парах давалась секретная информация, поэтому домашних заданий нам не задавали, а телефоны забирали — ими можно было воспользоваться только в обеденное время. В перерывах нам давали выйти покурить и поесть.
Еще во время обучения проходят учебные сборы. На первых сборах — длились они две недели — мы выступали в роли солдат и приняли присягу. Там мы впервые столкнулись с настоящим оружием.
После пятого курса летом проходит стажировка. Там мы как бы поступаем на полноценную службу и в течении месяца выполняем реальные задачи на офицерских должностях: поддерживаем постоянную боевую готовность, воинскую дисциплину и морально-психологический уровень солдат. На стажировке солдаты полностью зависят от тебя. Все их личные проблемы становятся твоими.
Первое, с чем я столкнулся после поступления — необходимость носить форму. Поначалу это непривычно — в форме чувствуешь себя другим человеком. Надеваем мы ее только один раз в неделю на занятия. В день военной подготовки мы считаемся условно военнослужащими и подчиняемся требованиям устава.
Мы учимся два с половиной года и проходим 30-дневные сборы, во время которых живем в части. В остальном поступление в ВУЦ обязывает офицеров запаса только к посещению теоретических занятий.
На лекциях нам рассказывали про общевоинские уставы, огневую подготовку, общевоенную практику и военно-политическую подготовку, где мы обсуждали вопросы гуманитарного права: что положено военнослужащему в военное и мирное время.
Система обучения похожа на школьную: нам ставят оценки по пятибалльной шкале и проверяют тетради. Сначала две пары, потом тренировка — иногда с оружием.
В последнее время появилась практика, когда командиры взводов должны вести боевой листок за день, куда записывают, кто отличился и кто опоздал. Докладывают это перед всем строем.
У нас, как и у кадровых офицеров, назначаются командиры взводов. Такая структура помогает развить лидерские качества — ведь здесь мы все на равных и никто не хочет относиться к товарищу как к командиру. Приходится хитрить и договариваться с другими курсантами. В армии это не сильно нужно: я получу звание лейтенанта и буду там на звании командира — а это власть. У меня будет полное право раздавать приказы, которым солдаты вынуждены подчиняться. В ВУЦ так нельзя, поэтому умение договариваться очень важно — нас учат получать выгоду от людей иными путями.
Военный — это все-таки необычная профессия: тебе нужно стать им полноценно, а это непросто. Можно думать, что военные знают и умеют только одно — как обращаться с оружием, но когда ребята приходят учиться, то учить их часто надо и бытовым вещам — как полы помыть, например, — они ведь сами и швабру держать не умеют.
Порой мы ощущали давление: в любой момент — даже во время гражданских пар — могли позвонить и сообщить, что вечером состоится обязательное построение. Даже если тебя не было на парах в УрФУ, в ВУЦ приходилось идти. Но в этом давлении был и плюс для неуспевающих, ведь тебя, как в школе, подпинывали: если появлялись академические долги, оставляли после пар и заставляли учить. Это вроде как высшее образование, но отношение другое: на гражданской специальности никто никого приводить в чувства не будет.
Иногда мне не нравилось учиться, потому что в семестре были только скучные лекции. Но чем дольше мы учились в ВУЦ, тем больше появлялось специальных предметов — по боевому применению, например; и тогда снова становилось интересно. Когда мы начали работать с оружием, появилось понимание своей нужности, понимание, что и ты можешь принести пользу.
Мы потеряли почти половину курсантов. Отчисляли в основном из-за неуспеваемости — учиться у нас нелегко. Но были и те, кто не мог соблюдать правила, они сами это понимали и уходили в первые недели учебы.
Военная специальность в УрФУ идет по целевому набору: если человек отчисляется, он становится должным денег. Не знаю, сколько стоит год, но на меня за пять лет было потрачено около 800 000 ₽. Если бы я вдруг отказался подписывать контракт с Минобороны РФ, мне пришлось бы выплатить полную сумму.
Взвод — сплоченный коллектив. На радиофаке люди приходили и уходили, а мы целый день проводили в полном составе. Беда-то у нас была одна, задачи общие, поэтому мы все друг другу помогали. В гражданской группе такой сплоченности не было, да и смотрели они на нас иначе: кто-то с уважением, кто-то с неприязнью. На фоне остальных студентов мы более организованные: присутствовали полным составом на всех лекциях, тогда как гражданские почти не ходили.
С преподавателями УрФУ были неприятные случаи — преподаватель БЖД назвал нас «вояками», кто-то на него пожаловался, потом он извинялся.
С преподавателями ВУЦ складывалось более тесное общение, к ним мы обращались и по личным вопросам: они ведь не только учат, но и воспитывают.
Не каждый курсант сможет противостоять старшим — опыта не хватает. В ВУЦ много преподавателей, которые были участниками боевых действий.
И какой-то курсант этим людям ничего не может сказать. Можно, конечно, вступить в диалог или спор — дополнительных мер принимать не станут — даже если разговор о политике. Преподаватель, как и любой нормальный человек, не станет молчать, если с чем-то не согласен. Но на самом деле и преподаватели, и курсанты принимают позиции друг друга. Наши мнения обычно отходят на второй план, для меня это не так важно. Мы даже не особо следим за происходящим [в стране].
Как и в армии, у нас действовало единоначалие. Преподаватель мог выслушать командира взвода или командира отделения, и на основании этого поменять решение — но такого почти не происходило. Спор мог бы возникнуть — цензуры у нас не было. Конечно, надо понимать, что у курсанта вряд ли будет мнение противоположное мнению старших, но даже если конфликт произошел, никаких последствий за это не было. Это ведь будущие командиры растут — у них должно быть собственное мнение.
Я закончил ВУЦ в конце февраля. Первые дни военной операции оказались неожиданностью не только для нас, но и для преподавателей. Все были в растерянности, никого не предупредили. Возможно, они и догадывались, но когда это произошло, никто не был готов. Все-таки нас всегда учили, что худой мир лучше доброй войны.
До февраля про СВО ничего не говорили — да и сейчас не особо говорят. Делать ничего не заставляют, сильно не агитируют. Преподаватель может озвучить свои мысли на парах, но отдельных мероприятий не проводится.
Я присутствовал там, это проводилось в рамках военно-научной конференции, все выступали с докладами про битву за Москву. В конце нам предложили сделать такое фото. Никто не отказался. Не знаю, мне это кажется нормальным.
После выпуска формально мы все готовы для замещения должностей командира взвода.
После ВУЦ я стал начальником расчета. Это аналогично должности командира взвода. Во время обучения под моим управлением находилось до шести курсантов, поэтому теперь я легко могу управляться со своей работой.
Ближайшие три года [столько длится контракт с МО РФ] я останусь там же. По службе я продвигаюсь, но не уверен, что хочу продолжать.
Я не планирую развиваться как военный. Мои товарищи тоже не собираются на военную службу — по крайней мере сейчас.
