Хаоян Сюй приехал в Россию из Китая, чтобы изучать русский язык в Казанском федеральном университете. В 2020 году он познакомился в интернете с Гелой Гогишвили, который недавно выучился на фармацевта в Москве. Сначала они просто общались, затем начали встречаться, а в 2021 году Гела переехал к Хаояну в Казань. Пара снимала ролики о своей жизни, и в итоге суммарно во всех соцсетях собрала миллионную аудиторию вокруг своего лайфстайл-блога.
Периодически Гела и Хаоян сталкивались с хейтом и угрозами в интернете. А в марте это впервые произошло вживую: преподавательница Хаояна во время пары сказала, что студенту нужно вести себя в соответствии с «традиционными ценностями страны, в которой он учится». Вскоре с ними связался мужчина, который представился следователем, и пытался договориться о встрече. После отказа неизвестный стал ходить по аптекам Казани в поисках Гелы.
По советам юристов пара уехала из города, но из-за финансовых проблем вскоре вернулась в Казань. В городе их задержали и обвинили в «пропаганде ЛГБТ». Теперь Хаоян после семи суток ареста будет депортирован в Китай, а Гелу ждет суд и, вероятно, уплата штрафа. Об истории любви на фоне ксенофобии Гела Гогишвили рассказал «Грозе».
Я родился и вырос в Москве, а мои родители живут там с подросткового возраста. Они переехали из Грузии, поступили в университет, встретились, полюбили друг друга — так я и появился.
Во-вторых, вокруг меня люди с детства вели себя очень жестоко по отношению к тем, кто от них отличался. В школе у меня обострилась астма, поэтому я на несколько классов уехал учиться в деревню под Владимир, подальше от дымной Москвы. Там я был единственным нерусским парнем в классе, на почве чего слышал в свой адрес разные ксенофобные высказывания. Я понимал, что если сталкиваюсь с расизмом, то гомофобия точно меня не обойдет — поэтому и скрывал свою ориентацию.
А еще я точно знал, что меня не примет православная грузинская семья. До переходного возраста я повторял слова родителей о том, что геи «плохие» и «их надо сжигать». А когда в 13 лет понял, что мое тесное сближение с парнями — это не дружба, а влюбленность, то почувствовал сомнения и потерянность. Думал: «Как это так, я гей что ли? Этого не может быть». Мне казалось это настолько невозможным и неправильным, что я даже думал уйти в монахи или начать жить в лесу как отшельник. К счастью, ничего такого не произошло, и постепенно мне удалось себя принять.
В деревне я мог сидеть в интернете только по часу в день, потому что связь была плохой, а еще родители запрещали проводить там много времени. Когда вернулся в Москву и получил полный доступ к сети — начал смотреть сериалы, фильмы и аниме, которые никогда не видел, стал узнавать о том, как живут [геи] в других странах, больше читал о своей ориентации и о том, как живут также же люди в России и не только. Благодаря этому я понял, что со мной все так. А с помощью кей-попа узнал больше о любви к себе и к 16 годам стал принимать свою ориентацию, но раскрыться все равно не мог. Я даже начал вести паблик о корейской музыке, и когда подписчики узнали, что его админ — парень, то отреагировали с большой поддержкой.
В школе я был хикки: выходил из дома только на уроки. А после 18 лет я стал более общительным и раскрылся своим друзьям — они меня сразу приняли, и я понял, что мог рассказать все намного раньше. Потом о моей ориентации узнала младшая сестра — сначала она даже подумала, что это шутка, а потом приняла меня таким, какой я есть.
Весь мой круг общения оказался очень поддерживающим, но состоял только из гетеро. Поэтому я решил познакомиться с кем-то из ЛГБТК+ сообщества и нашел во «ВКонтакте» группу, где квирная молодежь каждую неделю собиралась играть в настольные игры. Там я встретил своего первого парня, а спустя шесть месяцев после нашего расставания наткнулся в Badoo на профиль Хаояна. Причем в настройках у меня стояло ограничение поиска только по Москве.
Мы начали переписываться в конце 2020 года. Тогда Хаоян очень плохо знал русский язык, поэтому я часто помогал ему с учебой. Спустя два месяца он решил приехать в Москву. Тогда мы впервые встретились и гуляли вместе все время, что он оставался в городе. Мы долго размышляли, стоит ли начинать отношения, ведь на расстоянии это очень сложно, а в день его отъезда — решили все-таки попробовать.
Тем не менее, на расстоянии мы встречались только полтора месяца. На тот момент мои родители все еще не знали, что я гей, но в соцсетях у меня начали появляться совместные видео с Хаояном. Сначала это были повторы трендов «Тик-тока», потом — видео с намеками на то, что мы вместе, а когда я увидел принимающий отклик аудитории — начал открыто постить ролики с нами. Одно из таких видео нашла моя двоюродная сестра. Она и раньше лезла в мою личную жизнь, ссорила нас с родителями из-за увлечений и говорила: «Мужчины-грузины не снимают тик-токи, аниме не смотрят, кей-поп не слушают — могут ведь решить, что ты гей».
Следующую неделю я собирал вещи и готовился к переезду в Казань, но в последний момент решил встретиться с родителями. Мои ожидания оправдались: мы сильно поссорились, они ругали меня за то, что я ничего им не сказал, ведь «они бы с этим справились», будто моя ориентация — какая-то болезнь.
В итоге ничего дельного из разговора не вышло: они до сих пор не приняли меня. А еще каждый раз при общении ругают за то, что я афиширую свою личную жизнь, «позорю их и не думаю о семье». Однако с ними-то все будет в порядке — все вокруг считают, что это показательная православная грузинская семья, которая выгнала из дома своего сына-гея. Даже петербургский гомофоб Тимур Булатов, активно участвовавший в нашей с Хаояном травле — говорил, что мои родители хорошие. Они правда такие и всегда обо мне заботились, но еще не принимают мою ориентацию и отношения.
А ведь я нигде не кричу о том, что я гей, никого ни к чему не призываю, не бегаю по улицам с флагами и лозунгами. Даже мои родители выкладывают совместные фото в соцсетях, вот и я тоже — никакой разницы в этом нет. Я просто веду себя как остальные.
Наш блог появился очень естественно — мы просто постили обычный совместный контент, который публикует большинство пар. А первый большой всплеск активности произошел после моего каминг-аута и переезда в Казань. Тогда мы начали попадать в рекомендации, каждое видео набирало по миллиону просмотров, и аудитория росла. Затем долгое время наш контент не залетал, мы даже думали завершить блогерскую деятельность. А новый всплеск произошел после начала СВО.
Не знаю, с чем конкретно это было связано, но после февраля 2022 года каждый новый ролик стал набирать более пяти миллионов просмотров. Тогда суммарно на наших аккаунтах набралось 800 тысяч подписчиков, и мы создали еще каналы на Ютубе и в Телеграме.
Мы все время выкладывали лайфстайл контент: в тик-токе снимали скетчи, на Ютубе — тренды, например, когда нужно 24 часа говорить на китайском. Никаких извращений, призывов стать геями и сменить пол — в чем нас теперь обвиняют по статье — только рассказы о своей жизни. Максимум, который был в наших видео — это поцелуи, и то очень легкие, свободные.
Когда только ходили разговоры о новом законе против «пропаганды ЛГБТ», мы решили, что не будем прятаться, а продолжим снимать видео о нашей жизни, бороться за наши права, отстаивать свою любовь, а еще говорить за тех, кто не может или чьи высказывания недостаточно заметны.
Было страшно, особенно Хаояну — и в итоге произошло ровно то, чего мы боялись больше всего.
За два года ведения блога мы много раз сталкивались с ксенофобией. Бывало видео наберет два миллиона просмотров, а еще — тысячу комментариев от хейтеров. Например, часто писали: «дайте мне АК-47, и я все сделаю», «скиньте на них бомбу» или «уезжайте из страны». Даже сейчас многие СМИ пишут о том, что я тоже иностранец, и якобы мы приехали из Грузии и Китая, чтобы «портить русских детей», поэтому нас нужно депортировать на родину. Но, как бы это не было грустно, — я российский гражданин.
До принятия закона о запрете «пропаганды ЛГБТ» гомофобы могли только писать гневные комментарии. На фоне этого наши аккаунты несколько раз блокировали в соцсетях, видео удаляли или не продвигали. Однако мы и не предполагали, что столкнемся с настоящей охотой и травлей. А изменения в законодательстве развязали руки гомофобам — теперь они могут сталкерить нас и писать доносы.
Хейт и угрозы всегда оставались только в интернете, мы никогда не сталкивались с таким вживую до 2023 года. А 3 марта преподавательница Казанского федерального университета, где учится Хаоян, прямо на паре заявила, что ей позвонили из полиции и сказали, что кто-то из ее иностранных студентов снимает «гейский контент». Она не обращалась конкретно к Хаояну, и в группе он не единственный открытый гей, но только он еще и медийная личность.
Нет точной информации, действительно ли преподавательнице позвонила полиция, или это был какой-то гомофоб, или вообще она сама увидела наш блог. Тем не менее, Хаояна это очень напугало, поэтому мы сделали наши соцсети приватными. Мы не знали, что все только начинается.
После этого мне начали звонить с неизвестного номера, но я не отвечал, потому что в целом не беру телефон, если вижу звонок от незнакомого. Затем этот человек написал в мессенджере, стал утверждать, что он из уголовного отдела Казани, и просил ответить. Мне показалось странным, что сотрудник органов пишет такие сообщения, а еще обращается ко мне только по имени, поэтому я поделился происходящим с подписчиками.
Тогда с нами связалась правозащитная организация «Дело ЛГБТ+» и посоветовала игнорировать незнакомца. Мы очень переживали и хотели удостовериться, что это просто розыгрыш, поэтому решили ответить на звонок и записать разговор на диктофон. Он начал уговаривать нас встретиться с ним, подписать какие-то документы и обещал, что все будет хорошо, надо только «заплатить небольшой штраф». Сказал даже, что он сам может к нам прийти, и добавил, что не возьмет с собой пистолет. Затем коллеги-фармацевты рассказывали мне, что неизвестный ходил с моим фото по разным аптекам Казани и пытался выяснить, как можно меня найти.
Всем этим мы поделились со своим юристом, а еще с подписчиками. Тогда последние рассказали нам про гомофоба Тимура Булатова, о котором я раньше даже не слышал. Оказалось, что незадолго до этих событий он начал выкладывать в своем блоге посты про нас с Хаояном, которые потом подхватывали разные гомофобные паблики.
Только потом я узнал, что Тимур Булатов известен преследованиями ЛГБТК+ персон (Прим. ред. — Именно по его жалобе в 2019 году завели уголовное дело на художницу и ЛГБТ-активистку Юлию Цветкову). Вокруг Булатова ходит много слухов, но не думаю, что все являются правдой — он любит преувеличивать свою важность и считает себя важной шишкой, под которой ходят самые разные ведомства. Например, по его мнению, наше с Хаояном дело обсуждали даже в администрации президента.
Посты у Булатова начали выходить 1-2 марта, а донос неизвестный из Новосибирска написал на нас еще раньше — 28 февраля. Не знаю, почему события развивались именно так, и что на самом деле было раньше. Но в соцсетях все позиционируется так, будто существует целая гомофобная сеть, в которой все знакомы, и помогают преследовать ЛГБТК+ персон.
По совету адвоката мы уехали из города, чтобы обезопасить себя и усложнить работу полиции по нашему поиску. Многие спрашивают, почему в тот момент мы сразу не уехали из страны. Тут есть два фактора: учеба и деньги. В первую очередь мы остались в России, потому что Хаояну оставалось учиться несколько месяцев и было жалко все бросить.
Также сама эмиграция — это не так уж просто. Даже чтобы переехать из Казани в Москву, нужно потратить около 300 000 ₽, а в другую страну — в разы больше. С зарплатой в 30 000 ₽ невозможно на это накопить, ведь есть еще регулярные траты — за еду, квартиру и кредиты. Когда родители узнали о моей ориентации, мне надо было справляться со всем самостоятельно. Работу я нашел не с первого раза, а нужно было на что-то жить, поэтому влез в долги.
По финансовым причинам мы не смогли надолго остаться и в Москве, ведь все это время я не мог ходить на работу. Поэтому в 20-х числах марта мы в тайне вернулись в Казань, создавая в интернете видимость того, что мы все еще в другом городе. Но 5 апреля нас задержали.
В тот день после учебы Хаоян пошел с одногруппниками в «Бургер Кинг» и там его остановили полицейские, чтобы проверить паспортные данные и регистрацию. Тогда он впервые за долгое время вышел из дома без паспорта и попросил меня привезти ему документы. Полицейский сказал, что все в порядке, но попросил нас съездить с ним в отделение, чтобы проверить действительность регистрации. Без задней мысли мы согласились. В отделении другие полицейские спросили, за что нас задержали. А те, кто нас привез, сходу ответили, что это статья 6.21 [пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений и (или) предпочтений, смены пола]. Вот такими наивными мы оказались.
Адвоката допустили к нам не сразу, и мы провели в отделении несколько часов вдвоем. В итоге спустя пять часов меня отпустили, а Хаояна оставили в отделении на ночь до суда. Мы писали и звонили кому могли, я не знал что делать и что будет с Хаояном, поскольку с ним обращались как с каким-то преступником.
Хаоян скрывал свою ориентацию от родителей: думал, что они отвернутся от него, как и мои. Еще ему было страшно поссориться с ними, поскольку семья обеспечивала его в России: иностранцу здесь можно устроиться только на какую-то нелегальную работу, а платить на эту зарплату за высшее образование — невозможно.
И вот о нашем задержании стали писать различные издания: российские из самых разных регионов и иностранные, на которые могли наткнуться родители Хаояна. Когда я приходил увидеться — он сказал, что сейчас уже все равно, пусть китайские сми трубят о происходящем, а еще о том, что российские ведомства очень плохо относятся к иностранцам.
Во время суда сотрудники миграционной службы забрали одну из гражданок Китая, которая пришла поддержать Хаояна. А еще недавно на главной улице Казани полицейские стали проверять паспорта у всех, кто потенциально мог быть гражданином другой страны (Прим. ред. — Найти подтверждение этой информации в новостях не получилось).
Когда все [наша история] поднялось на федеральном уровне, нас стали поддерживать даже те, кто никогда не знал о нас раньше. Мы столкнулись даже с гомофобами, которые считали, что с нами поступают несправедливо. Сейчас многие преподаватели Хаояна выступают в его защиту, а за меня заступились все коллеги, хотя до этого меня уже увольняли с работы из-за ориентации. В итоге и родители Хаояна узнали о том, что он гей, и приняли это. Хотя мне кажется, что его мама и раньше обо всем догадывалась.
6 апреля — на следующий день после задержания — у Хаояна прошел суд. Сначала заседание объявили открытым, поэтому нас приехали поддержать много людей: подписчики, друзья и знакомые, журналисты. Возможно, из-за этого место заседания перенесли, а потом и вовсе на процесс практически никого не пустили.
Я очень переживал, искренне надеялся, что судья если и не будет оправдывать Хаояна, то примет во внимание кучу ошибок при делопроизводстве. В итоге суд закрыл глаза на все нарушения полиции — в протоколах, оформлении дела. Никого даже не волновало, что за ночь появились новые документы, на многих бумагах не было наших подписей. Кто-то даже смог придумать количество нашей несовершеннолетней аудитории — это 1790 человек. Я и сам при всем желании не могу оценить, сколько у нас несовершеннолетних зрителей. Не помогло даже то, что на всех видео указано, что это контент для аудитории 18+.
Мы думали, что нас ждет несколько заседаний, будет время тщательнее подготовиться и собраться. А на деле суд над Хаояном длился два часа — вот так быстро было принято решение о его депортации.
Мы были в полном ауте, особенно Хаоян. Дополнительным поводом для беспокойства стало то, что перед самой депортацией придется провести семь суток в непонятном месте и состоянии.
Сейчас у меня в памяти все эти дни путаются, потому что я мало сплю, переживаю за Хаояна, не могу смириться с тем, что он находится один, а телефон ему дают на пару минут в день. Мне и раньше было трудно спать, когда его не было рядом, а в таких обстоятельствах это вообще невозможно.
Хаояна очень вдохновило, что наши подписчики поддержали нас в соцсетях. Пользователи запустили хэштеги #свободухаояну, #freedomtohaoyang, #освободитехаояна, рассказывают про ситуацию с Хаояном и о российском законе «против пропаганды ЛГБТ», требуют, чтобы его освободили, — многие ролики набирают миллионы просмотров. Я очень надеюсь, что это поможет: может быть и не перепишет законы, но изменит мнение судьи или поможет [другим] при подобных делах.
Я хочу, чтобы наше дело помогло другим людям справиться с тем, через что они проходят, а еще — поддержало в борьбе за свои права. Сейчас я много слышу от адвокатов или подписчиков, что на самом деле в России заводят довольно много подобных дел. Просто они не получают такую же громкую огласку. А обстоятельства у многих даже страшнее: кого-то по решению суда сдают в психушку и «лечат от гейства или лесбиянства».
Я не смотрю на другие страны с розовыми очками на глазах: в каждой стране есть проблемы, правительство везде ущемляет людей, а еще где угодно найдутся нетерпимые к другим. И сейчас я живу не одним днем, а одним часом: все постоянно меняется, поэтому трудно предполагать, что будет дальше и где мы окажемся через неделю или месяц.
Мне хочется поддержать тех людей, которые оказались в такой ситуации, как мы. Их много, и вероятно они в такой же тревоге, как я — почти не спят и не едят. Многие иностранцы и эмигранты уже поставили крест на России, но в стране остаются сильные и хорошие люди, которые по каким-то причинам не могут уехать. Именно они в это тяжелое время оказались рядом с нами.
%20(1).webp)
